Побег на Памир (СИ) - "Alex O`Timm"
— Я даже не представляю, что мне делать, если хотя бы половина того, что вы сказали, правда. — Произнес я сокрушенно.
— Может тебя это и удивит, но я бы предложила тебе следующее. Оставайся со мной. Два года назад, погиб мой единственный сын, во время службы в армии, разгоняя бунтовщиков на юге Афганистана. У меня конечно есть брат, который держит харчевню в этом городке, и он пытается, как-то помогать мне, но это не совсем то, о чем я мечтала когда-то. Понимаешь, женщина устроена так, что она должна о ком-то заботиться, сыне, муже. Увы, Аллах, забрал у меня и того и другого. И когда мне стало совсем невмоготу, вдруг появляешься ты. Я не заставляю, я прощу тебя, останься со мною, хотя бы на некоторое время. Если тебе, что-то не понравится, ты волен уйти в любой момент.
Женщина замолчала, а я задумался. Может и правда, стоит принять это предложение. С одной стороны спонтанное, совершенно невероятное и неожиданное, с другой, решающее многие проблемы. Ведь откажись я и рано или поздно не здесь, так где-то в другом месте, местное правительство проявит заботу, и отправит меня в приют. А там я точно буду полным чужаком. Вдобавок ко всему, оказалось, что в Афганистане сейчас нет неграмотных, ну или почти нет. Мухаммед Захир Шах, еще в 1947 году издал указ, согласно которому вводится обязательное начальное образование. То есть каждый житель Афганистана, по достижении им восьми или десяти лет, крайний срок, обязан пройти начальную школу. Научиться читать, писать, считать, говорить и понимать хотя бы один из официальных языков, коими являются Дари и Пушту. А учитывая, что кроме узбекского и совсем немного таджикского других местных языков, и уж тем более письменности я не знаю, точно окажусь там изгоем. Вдобавок ко всему еще и спросят, как получилось, что я не умею читать на арабике, и не знаю официального языка. И наверняка выведут на чистую воду, что совершенно нежелательно для меня, особенно учитывая то, что у Афганистана и СССР сейчас имеются тесные торговые связи. Следовательно меня просто отправят обратно и все.
Да даже если и не отправят в приют, нужно будет все-рано искать жилье, работу. Ведь если паспорт выдают только после совершеннолетия, все равно придется как-то и где-то жить это время. Так почему бы и не здесь? И я ответил согласием.
*Кетти биваса, пяндж игги — Тут и идти то всего десять километров.
Глава 14
14
Оказывается здесь в Афганистане, тоже имеется своего рода прописка, или регистрация по месту жительства. И первым же делом Зарина-апа, попросила мое удостоверение, чтобы зарегистрировать мое проживание в ее доме. Еще большее удивление у нее вызвал тот факт, что мы с ней являемся однофамильцами. То есть она тоже Назарова, точнее была ею, когда появилась на свет. У местных жителей до недавнего времени, вообще не было такого понятия как фамилия. Во всех документах проставлялось имя данное при рождении и прозвище заработанное по жизни. Иногда это указывает на профессию, какие-то другие навыки, иногда на особенности тела. Например, наш сосед носил имя Садык Йонма, что можно было перевести как Длинный Садык, и что самое интересное, он даже гордился этим именем.
Хотя с недавнего времени, фамилии все же начали появляться. В основном среди городских жителей с образованием и высшей знати. Обычно в этом случае берут либо имя отца, как это делается в Узбекистане, или название поселения мз которого происходит человек, добавляя к нему соответствующий суффикс. Например довольно известный здесь политик, взял себе фамилию — Кабулай, что означает его происхождение из Кабула. Другие добавляют к имени отца суффикс — зай, зой что переводится как — сын. Довольно известные фамилии имеют окончание — улла, говорящее о их принадлежности к Аллаху. Например Рахматулло — благодарение аллаху. Обычно такие фамилии носит местное духовенство. Кстати женщины, переходя в семью мужа, традиционно остаются на своей девичьей фамилии если таковая имелась.
Вообще-то я думал, что меня записали как Руслан Назаров, оказалось Арслан Назари. То есть имя переделали на местный лад, а фамилию дали по имени моего отца, как уже говорил, и в общем, такое прозвище меня вполне устраивало. Правда несколько смущало то, что я не знаю местной письменности, но Зарина-апа сказала, что обязательно научит меня письму и языку. Дом, где мне предстояло жить, состоял из трех комнат, одна из которых сразу же была передана в мое полное распоряжение. Мебели, как таковой, здесь не имелось. Впрочем, даже в советских кишлаках, узбеки живут примерно так же. То есть много ковров, которые порой укладывают друг на друга, чтобы было теплее, поверх них стеганные ватные одеяла — курпача. Их используют и днем, для того чтобы сидеть, и ночью для сна. Кроме одеял всегда имеется множество подушек, которые при необходимости можно подложить под спину, или же опереться на них локтем, преклонить на них голову. Правда спят все-таки не на полу, для этого имеются либо небольшие возвышения, из камня и глины, если семья бедна, или же деревянные кровати, кушетки, если есть возможность их приобрести. Все-таки лесов здесь почти нет и дерево дорого.
В моей комнате, находится металлическая кровать с панцирной сеткой, застеленная матрацем, простынями и ватным одеялом, все как в обычных Ташкентских домах. То же самое, можно сказать и о комнате Зарины, все же ее муж был образованным, да и достаточно обеспеченным человеком, и потому появилась такая мебель. Правда этим и ограничилось. Кроме кровати, в комнате имеется письменный стол, оставшийся от мужа, единственный во всем доме стул, и большой сундук для вещей. Я только приподнял его крышку, и сразу же вернул ее на место. Хоть комната и была выделена, в мое распоряжение, но о заполненном до самого верха сундуке, ничего не говорилось. Поэтому стоило дождаться хозяйки.
Как оказалось, все это предназначено именно мне. Дело в том, что та одежда, в которой я появился в Бахараке, совсем не подходит для постоянного ношения. Летом в ней будет жарко, а зимой наоборот холодно. Именно потому мне была предложена одежда, некогда принадлежащая сыну тетушки Зарины. Вся одежда была выстирана, выглажена и сложена аккуратной стопочкой в сундуке. И в общем-то мне понравилась. Состояла они из свободных шаровар, удерживающихся на помочах, длинной ниже колен туники — толстовки надеваемой через голову. Кроме туники имелась кожаная жилетка с коротким мехом и карманами. Она надевалась поверх длинной рубашки, и шапка — Паколь, представляющая собой обычный мешок. Стенки мешка скатывались в валик, а на дно мешка было нашито круглое основание. Выходило достаточно удобно. В свернутом виде дыло не так чтобы и жарко, а зимой можно было слегка развернуть и спрятать под тканью уши. Учитывая, что паколь шился и шерсти, оказывалось достаточно тепло.
— Если ты хочешь сохранить и свои вещи, переложи их в сундук, а все что не поместится туда, я помещу в другое место. — Сказала Зарина-апа. — И вообще, будь как дома. В этой комнате, да и в любом другом месте моего дома, ты можешь пользоваться любым предметом, который увидишь.
Поэтому на дно сундука тут же отправился наган с запасными патронами, опорожненный от лишних вещей рюкзак, в который я решил положить папаху. А то еще старая женщина, по доброте душевной преподнесет мне новый головной убор, а старый выбросит за ненадобностью. А ведь там деньги и довольно много. На мой Коран, Зарина-апа, взглянула скептически.
— Нет, ну если тебе нравится грубый перевод, пожалуйста пользуйся. Только старайся, чтобы тебя не слышали, а то будут смеяться.
— А что здесь может быть смешного.
— Ну некоторые слова переведены не совсем верно, например вот здесь в твоем переводе значится — Птенец. Дело в том, что в этой притче, говорится о том, как аллах, повелел Мусе зарезать корову, а люди, которые не хотели этого делать постоянно переспрашивали его, рассуждая о приметах этого животного. Так вот в Коране написано «فرخ»- рофл, и это слово можно перевести и как птенец, хотя из контекста подразумевается именно телка. То есть знающие Коран люди просто посмеются над тобой, услышав неправильный перевод. И хотя телка тоже в какой-то степени птенец коровы, но согласись звучит иначе. Там довольно много таких несоответствий. Очень заметно, что основной текст переводил, хоть и знающий арабику человек, но не верующий в Аллаха. Поэтому и истинному приверженцу ислама, видны эти недочеты. Но если тебе эта книга дорога как память, почему бы и нет.